О фантастическом кубинском фильме Мигеля Койулы «Голубое сердце» (Вlue Heart ; Corazon Azul) и диалоге с его создателями.
Закрывался 43-й Международный Московский кинофестиваль, самый странный и пуританский в черноте своего дресс-кода и отсутствии фуршета в перерыве между церемонией и фильмом закрытия. Президент фестиваля Никита Михалков иронично отшатнулся от пропахшего дезинфекторами микрофона на сцене, давая представителям Управления «Роспотребнадзор» в зале понять, что это он за ними «присматривает», а не наоборот, а не наоборот.
Но присутствие некоего «наблюдателя» было растворено во всей программе этого кинофестиваля, во всех временах и жанрах. За час до его закрытия в кинотеатре «Художественный» вне основного конкурса показали фильм «Последние слова» Джонатана Носситера -печальный игровой трэш о конце человечества и земли, с привлечением звезд европейского кино, где основные последние и жалобные моменты умирания представителей русских, французов и прочих европейцев происходят у подножия мокрого и холодного Парфенона и видимо, где-то в уже несолнечной Греции, в эпоху полного изменения климата, питания и настроения, то есть в «последние времена». Хотя актеры были такие респектабельные и все очень известные, ну, очень, – что верилось в происходящее примерно как в разыгрываемую лютеранским приходом католическую мистерию… Но все они наши современники. И это сознание объединяло и настораживало, и оставляло неприятный «шлейф» эмоций…
После этого мрачного пророчества римейк на «Шербургские зонтики» «с финским акцентом» (фильм «Кафе моей памяти» Вальто Бальцара (Франция-Финляндия), который обещали продемонстрировать в Киноконцертном зале «Россия» (ныне «Пушкинский») на Пушкинской площади в качестве фильма закрытия, казался просто веселой комедией!
При этом Бульварное Кольцо, по которому представители прессы и гости бежали и двигались от Арбата до Площади А.С. Пушкина, без объявления в 17.00 остановилось в общей пробке: под долгожданное для Москвы зрелище – ночную репетицию военно-технического парада на Красной Площади, к близкому уже 9 Мая. Моя пешая пробежка в вечернем платье и туфлях на шпильках по асфальту 3 километра сняла все мутные мысли по поводу «Последних слов» и оставила только спортивную русскую злость и благодарность московскому гостеприимству!
… Церемония закрытия фестиваля прошла пуритански-скромно: СВО шла уже 3-й месяц, – ярких огней в фойе не было, вином и чаем «Ахмад» гостей не угощали.
Блестящая, как серебряная ящерка, кубинская актриса Линн Крус одна стояла и переливалась в фойе всей «России» рядом с молодым кубинским режиссером Мигелем Койула, который был весь в черном, как требовал дресс-код, и как бы защищал беззастенчивую женственность и блистательность Линн от «Роспотребнадзора». – В этой странной холодной России, уже не помнящей своего собственного революционно-интернационального прошлого, зависающей на фальшивых нарядах для каких-то ожидаемых по-привычке банкетов, «сопровождений» с голыми плечами и пресс-конференций в микрофоны «ТВ-1» и для газет, которые никто не читает, но многие «цитируют», дабы избежать ошибок в формулировании мыслей
Газетчики не спешили навстречу к создателям фильма «Голубое сердце» из когда-то очень братской нам Кубы. – Что поделать, Россия «любит ушами», «верит ушами». А фильм этот, как настоящее политико-фантастическое кино, очень загадочен для россиян, ибо в нем преобладают образы, а не слова, и надо понимать изображение больше, чем текст – о непрезентабельном «будущем-настоящем» в стране, опыт которой Россия частично повторяет… Фильм привезен был в тот год в Россию авторами не без труда и риска в конкурсную программу ММКФ, – но был совершенно проигнорирован в конкурсе и не удостоен внимания прессы. В «основном конкурсе» не получил даже «особого упоминания». – Это было так странно, что мне в первый раз было неудобно за мою страну (или за то, что от нее осталось)…
Возможно, жюри было придавлено депрессией ковида : председателя жюри, режиссера Брильянте Мендоса, перед самым вылетом с Филиппин в Россию «уличили» в ковиде, и он в течение всего фестиваля возникал только на экране. Возможно, от рухнувших в России социалистических надежд, в общем-то составляющих основу нашего кино и от разрухи на экране все устали, и от постоянных исторических проекций в условиях невозможности говорить прямо о сегодняшних событиях. Явись тут перед ними живой Ким Ки Дук со своим новым фильмом, – они бы и его не заметили.
Фильм Мигеля Койулы и Линн Крус «Голубое сердце» показали в Москве 26 апреля 2021 года в пресс-центре ММКФ, а на следующий день на огромном экране Зала №1 киноцентра «Каро-Октябрь», а 29-го было закрытие фестиваля. Кто-то в пресс-обсуждении вспомнил советский фильм «Я – Куба!» Михаила Калатозова и Евгеня Евтушенко 1964 года. ( Мне было тогда три года от роду, и, честно признаться, смотрела его целиком впервые только по случаю «Голубого сердца». Поразили белые листья пальм и сахарного тростника на фоне серого испепеляющего неба. Как это сделал оператор Урусевский? Небо в яркий солнечный день у него серое, а растения, словно пропитаны сахаром, светятся белым . Урусевский поэтическим изображением дал понятие о Кубе, как остатке рая на земле. Эти пальмы Урусевского вспоминал Отар Иоселиани в последнем в России интервью 2011 года на пресс-показе его фильма «Шантрапа», когда говорил про фильм «Летят журавли»: «Великий фильм великого оператора Урусевского…»
Я пробовала с этих визуальных позиций подступиться к фильму Койулы : ведь не зря же его выбрал в основной конкурс программный директор ММКФ Кирилл Эмильевич Разлогов, уже будучи фактически на больничной койке, но неожиданно пришедший на фестиваль в день пресс-показа ради этого фильма!? И – у меня ничего не получилось. В «Голубом сердце» ход мысли и подходы к изображению совсем иные. Он и по конструкции другой, и похож на процесс поиска пропавших, когда люди одновременно идут цепью по местности… Только интервалы в фильме между ними огромные, направление и цель движения – неопределенные. Эти люди не вполне адекватны, потому что это или супер-люди. И зрителю предложено самому решить, как к ним относиться.
Кроме этого, в «Голубом сердце» преобладают все градации синего: сложный черный из синего и фиолетового, синий – из черного, бордовый – из черного, а желтый, если и появляется, то, как цвет замученных деревьев, но его тут же злодейские персонажи аннигилируют. В такой кислотной среде человек, с его бело-голубо-розовой телесностью, надеждами, сама культура, основанная на выделении красоты, – нежизнеспособны, они лишние. Из чего же состоит новая «ноосфера»? (Перед нами образ посткоммунистической Кубы , – это всё тот же «остров зари багровой» ( из песни «Куба – любовь моя…», сл. С. Гребенникова, муз. Н. Добронравова), тот же «осколок рая на земле», но как после ядерного взрыва,нейтронной бомбы, или тотального радиооблучения, напрочь отбивающего память и социальные устремления. А устремления были! – И нам их режиссер показывает на экране в качестве хроники и фрагментов телепередач: борьба за права, за окружающую среду, поиск выхода из кризиса, рождение детей, добыча пропитания и спутника жизни, создание своего «гнезда»… – Все это у героев фильма как бы «отбито» или не сформировано, и герои бродят по опустевшей стране без видимой цели, хотя сами по-своему совершенны.
Мы видим многоэтажный и пустой дом на берегу океана, бетонный, с выбитыми стенами и окнами, недостроенный и уже разрушенный, как и страна. Он возникает в фильме, как лабиринт, мы ходим внутри него за героиней Еленой (актриса Линн Крус), как за Алисой во взорванном Зазеркалье. Впереди – бездонная дыра темноту, развороченные до пыли бетонные осколки, рядом океан ледяной, с острыми камнями на берегу, без птиц, обрывки какой-то хроники, картины с безобразными, развороченными лицами обожженных людей… Бесформенный сумасшедший мужик, рубит мачете толстенные желтые тополя на улице города. У этого тупого «божьего создания» действительно, только и можно спросить, как это и делает героиня : «Дяденька, вы, наверно, из деревни?..»
То, что происходит дальше, – дико, как место из канонической Библии сегодня: мачете вспарывает живот собственного хозяина. Но, видимо, заслуженно. Потому что по пронзительному взгляду девушки, задавшей вопрос, мы понимаем, что даже если ты дебил, не стоит уничтожать деревья, остатки рая на земле: не ты, дядя, их сажал, не тебе и рубить!
Что происходит? А время пришло : «семена 2000-х», «семена будущего», выращенные из пробирки в секретном институте Фиделем Кастро, а также из собранных когда-то по всей Кубе особо одаренных детей вырвались на свободу. А страна тем временем разрушилась, институт был снят с госфинансирования и распущен. И «детдомовцы» с уникальными способностями, «не помнящие родства», не знающие своих родителей, бродят по всему острову в поисках применения своих способностей и с желанием вспомнить, кто они и откуда. Но времени на их воспитание почти нет, явно «последние времена: за любую ошибку возмездие настигает моментально. И они сами вершат это возмездие, «семена будущего»… То есть девушка, например, берет на себя функцию карающей руки Бога, или Архангела Михаила. Но при этом мы не знаем, что у нее в голове, какая философия, какие идеалы ее ведут вперед, или ее действия – по сигналу с тайного КП, которое продолжает существовать и после «катастрофы»?
Но нам в этом кислотном мире «экскурсовода» не выделено. Даже если герой-наблюдатель в полном трэше (в жизни после смерти, в состоянии «бордо», в «мертвом городе», в «настоящем-продолженном»), мы из трэша выйти можем только с самим героем : такова эстетика действия и изображения, что оно затягивает, как воронка, войти и выйти можно только с героем. Герои ничего не объясняют словами, они «инопланетяне», «отмороженные», «не совсем люди»… – Но есть ощущение, что выйти из этого странного пространства и времени можно, погрузившись в него целиком… Если просто двигаться и наблюдать, как данность, есть надежда когда-то выйти из этой черной воронки. Ибо тот, кто ввел нас в лабиринт, наверняка знает, где выход из лабиринта, и надо уловить его «знаки».
Эти «знаки» нового мира внутри старого времени создатели фильма «Голубое сердце» дают нам время расслышать в сложно-звуковой тишине…
Состояние предельного внимания к этому звуку выдерживают не все зрители, у кого-то включается адреналин: у «телезрителя» он вызывает панику и замешательство. Транслировать это состояние внимания удавалось немногим режиссерам, но люди сегодня в нем нуждаются, как в сеансе «смотрения внутрь себя» и в собственное Будущее. Нечто подобное когда-то в детстве мы слышали в фильмах Андрея Тарковского. Создателям «Голубого сердца» это удалось в полной мере.
…Вопрос «веры в будущее» на развалинах державы – сегодня актуален для России, у нас эпоха открытых пикетов и неформальных манифестаций закончилась где-то в 2014-м, о коммунизме сейчас таких баек наслушаешься даже в проповедях в церкви, что «за державу обидно» и хочется сунуть кому-то в нос учебник по обществоведению 1970-х, чтобы не сочиняли отсебятины на потеху капитализму. Все-таки в СССР были идеалы, но сил и честности было маловать у Власти, поэтому все и рухнуло. Но почему о Фиделе Кастро на Кубе категорически запрещено публично упоминать и говорить даже косвенно, иначе попадешь в «черный список» спецслужб? – Кастро – это «хорошо» или «плохо» для сегодняшнего режима Кубы?
Но как же трудно публично ответить на этот вопрос в чужой стране, отказавшейся от идеала коммунизма, к тому же «наступающей на те же грабли», что и Куба! Неужели не ясно, что «мертвый город» в фильме – это и есть бывшая коммунистическая Куба? Фильм снимался 10 лет, пока менялись менталитет и политическая система. Все телеотрывки, демонстрации, пикеты, спины полицейских на расстоянии вытянутой руки, окровавленные лица на асфальте, разгон демонстраций, – это все киносвидетельство режиссера и Линн о реальном прошлом, которое нигде, кроме как в кино или в лекциях за пределами Кубы показать невозможно! Режиссер и актриса делали фильм все эти годы вдвоем и взрослели вместе со своей родиной, с народом, с этим фильмом в поисках образа Будущего ...
– Когда Фидель Кастро выступал перед страной и новым поколением, перед студентами, он давал понять, что он выращивает молодежь и кидает в ее будущее, как «семена». Нас так и называли: «семена 2000-х», – вступила в разговор Линн Круз, исполнительница роли Елены, продюсер фильма, художник по гриму и костюмам. – Когда идея коммунизма в нашей стране рухнула, мне было 12 лет. Наше поколение осталось сознанием в прежних идеалах, но дороги для их воплощения впереди уже не было. Мы остались посреди пути. Мы пережили это состояние раньше вас, мы делали фильм 10 лет, – а реальность вокруг менялась. Мигелю в результате его документальной работы запретили снимать и преподавать на Кубе, поэтому держать камеру в руках во время съемки он не имел права, полиция за этим следила. Ему приходилось каждый раз ставить камеру на штатив, фиксировать наше расположение в кадре, снимать меня и сниматься самому на автофокусе. – Практически весь фильм был снят со штатива! Ручной камерой мы не снимали вообще, чтобы не привлекать внимание полиции. Мне пришлось продюсировать фильм. Пригодился опыт продюсирования в театральных проектах: я работаю в маленьком театре брехтианского направления. Знаете, вы ещё переживёте все это, только позднее…
«Не дай Бог жить в эпоху перемен!» – как говорят китайцы, но мы уже в них живем. У Михаила Калатозова в фильме «Я – Куба!» даже в сцене массового расстрела студентов на лестнице Гаванского университета из водомётов было больше «дружественной поэзии» и надежды, чем в этом кубинском фантастическом фильме, – хотя мы-то знаем, что даже в ту эпоху «белых штанов» в Гаване по толпе стреляли не только из водометов… Но в «Голубом сердце» – реальность ещё круче: в эти времена пулю можно «схлопотать» в любой момент ни за что и ниоткуда, – из пролетевшей случайно мысли от соседа по скамейке! Смерть ходит за людьми по пятам.
В некоем мертвом городе, в разрушенной стране, в закрытом «институте», основанном при прежнем режиме Фиделем Кастро, выходят «на волю» особо способные бывшие дети, когда-то отобранные у родителей: государство выращивало их для будущего в полной изоляции от мира. Но город вымер, «семена будущего» разбредаются в поисках «почвы» и поля для делания в покинутом людьми каменном пространстве. Это лабиринт, в котором, не зная, что ищешь, можно плутать, как в кошмаре, всю жизнь. Но героиня Линн Крус (Елена) находит в нем в конце пути свою Мать, – то есть родное тело, родные глаза, клетки кожи, запах, мягкость. И среди общей черноты и пустоты пространства девушка-воительница с напряженным взглядом затихает в нежном покое на некоем ложе или престоле в доме матери… среди тотальной черной пустоты… Но, поскольку актриса прекрасна и пластична, как пантера, намека на бессильность в ней нет. И, видя, как она засыпает под боком у мертвой матери, как-то веришь, что засыпает она – не навсегда. Красота кадра в этом убеждает.
Еще на фестивале, в день пресс-конференции ии первого пресс-показа фильма я спросила у Мигеля Койулы: «У вас ощущения, что люди сами разрушают свое будущее, отказываясь держать в голове его идеал, этот образ, который может материализоваться с идеалом? Мысль материализуется, если держать в сознании образ, желать его, стремиться к нему, то есть в него «верить» постоянно, без отвлечения, он воплощается. А на Кубе не получилось. А потом в СССР. Как только люди отказались от веры в «коммунизм», – и страна рухнула… Или она рухнула потому, что мы отказались держать в голове идеал будущего, этот «коммунизм», ради которого было перенесено столько страданий и жертв… Мы отказались от стремления к идеальному будущему, и оно превратилось в просто выживание. Но вы, кубинцы, потомки испанцев-католиков, то есть в основе менталитета христиане-идеалисты. В Евангелии, по Откровению Иоанна Богослова, на развалинах старого мира должен возникнуть «град небесный», – а что было в идеале будущего у Фиделя Кастро? В вашем фильме мы обломки мира, который он строил. А что Кастро cтроил на Кубе: «город золотой» или «райский сад»? Во что сам он верил? Отчего кубинцы так легко утратили стремление в «коммунизм»? Но отказавшись от него, что строите в своем воображении вы, как художник: «райский сад» или «город золотой»?»
– Я, конечно, все время держал эту мысль о будущем, искал его образ… В нашем воспитании Библия отсутствовала. Я материалист : все в мире имеет начало, развитие и конец. В Гаване в 1960-х под влиянием советских кинематографистов была создана очень сильная киношкола. Пока идеология была сильна, школа по-своему процветала: кино – инструмент идеологии, хотя идеология, конечно, на искусство «давила». Когда умер Фидель Кастро, люди открыто заговорили о бедности и нищете, и государство отказалось от коммунистических коллективных идеалов, как от «потерпевших крах». И людям пришлось выживать по-одиночке. Кубинцам это непривычно, их коллективная энергия «перегорает». Киношкола тоже переживает упадок. Все имеет начало, продолжение и конец…, – ответил Мигель
– Но человечеством все еще движет вера в «жизнь после смерти». Можно быть атеистом, не верить в мифы, но художник так не может жить, он все равно выявляет «архетипы сознания» народа и из них что-то новое создает для всех, – и по вашему фильму это видно! У всех народов в менталитете есть притча о зерне, которое оживает в земле после смерти зерновой оболочки. Но что предполагал Фидель Кастро в финале коммунистического режима? Для чего он готовил «семена 2000-х»?
– Это очень трудный и личный вопрос… Поймите : мы – атеисты. После смерти нет ничего…
– А вы, как художник, что-то «там» – видите?..
– Вы уже задавали этот вопрос на общей пресс-конференции! – резко оборвало нашу беседу «сопровождение» в пиджаке и с рацией…
… Мы стояли в холле пресс-центра фестиваля, не в кабинке для интервью, а у кулера с водой и пили воду… Мигель думал.
– … Нет… там ничего нет… Пустота… – выдохнул режиссер и, увлекаемый «сопровождением», скрылся на следующее интервью вместе с Линн Круз.
…А на закрытии фестиваля нам никто не мешал, «сопровождения» не наблюдалось, журналисты вокруг не вились. Я обнаружила у себя в сумке свою книгу о традиционном фольклоре русских и полесских крестьян «В поисках костяной иглы» – единственное ценное, что было с собой, – пусть хоть что-то у них останется приятного от этого фестиваля, – и вручаю книгу Линн Круз, как прекрасной даме, художнику и продюсеру фильма, показываю оформление внутри книги. И вдруг от нее узнаю, что Мигель сейчас активно преподает «партизанские методы кинематографа» за пределами Кубы (в США и Латинской Америке). На родине после того как он снял фильм «Nadie» (2017) о подвергшемся «цензуре» кубинском поэте Рафаэле Альсидесе, у Мигеля «запрет на профессию».
– …На Кубе вы можете делать умеренную, косвенную критику прежнего правительства, но вам запрещено при этом даже косвенно упоминать Фиделя Кастро в любой критической форме (умеренной и прямой), вы просто не имеете права упоминать его вообще! Если вы это сделаете, вы попадете в « черный список», как мы с Линн, как Рафаэль Альсидес до нас. «Голубое сердце» фактически сделано за пределами Кубы. Имя Фиделя Кастро не может упоминаться в негативном ключе ни в одном художественном проявлении на Кубе, – или вы будете немедленно подвергнуты «цензуре». Правительство не хочет, чтобы после смерти Фиделя о революции говорили плохо. Сегодня существует много репрессий против независимых художников не только в киноинститутах, но и в альтернативных пространствах – пояснил Мигель Койула.
(Короче, попадешь под «цензуру» на Кубе, – сровняют с землей…)
– …Тогда эта вам эта книга пригодится… – говорю как-то по-английски. – Здесь описаны «базовые представления» русских и белорусских крестьян относительно земли и ландшафта: обряды и песни людей, которые верят, что земля – живая! Мой дед в Первую мировую войну сидел в артиллерийских окопах в Карпатах и защищал Европу от немцев, а в 1985-м году я неожиданно для себя прошла по его следам в составе этнографической экспедиции в Белорусское Полесье (тогда, в начале 1985 года, это была еще «Советская Белоруссия», до Польши и Украины – всего 5 километров, и совершенно другой мир! А до 1939 года это была Польша, а до 1917-го это все была одна огромная страна – Россия! А потом вдруг все развалилось… И во время экспедиции на старом деревенском кладбище в деревне Лисицк огромные черные кресты. Огромные! Обвязанные вышитыми полотенцами! Жители верят, что под крестами в могилах спят первые жители этих мест – «паны», они были великаны, и крестьяне этим крестам поклоняются, кладут угощение в праздники к подножию, на землю. Старые люди верят, что при конце мира «паны» оживут и встретятся с потомками, и спросят с них за все содеянное, и будут все вместе жить дальше, пока земля живая, все умершие в ней, как семена, оживут. И чтобы земля жила и радовалась, крестьяне поют ей песни: «будят» весной, вызывают дождь в засуху, провожают «спать» осенью под снег! Эта древняя вера была у многих народов! Хотя у жителей той деревни, где мы были в экспедиции, через год была трагедия, недалеко от них взорвалась Чернобыльская АЭС, – старики до сих пор поют для земли и почитаю «панов». Видимо, вера – это важно, – понимаешь? Мы должны верить в идеальное будущее, держать его образ в голове! Это важно! Ви маст белиф! Андэстэнд?
Английский мой – «оторви и брось»: паузы да жесты! Пишу по-английски на титульном листе : «До встречи в России!»
– «Приезжай на Кубу!» – тут же говорит Мигель.
И мы втроем выходим в ночную Москву. По Тверской улице мимо «России» с грохотом идут танки. Пока на репетицию парада. От неожиданности Линн ломает каблук…
29 апреля 2021 года… Но – ви маст белиф…
Марина Копылова, Гильдия киноведов и кинокритиков Союза кинематографистов России, Ассоциация антропологов и этнографов России.
Москва. 29 апреля 2021г. – 29 августа 2024 г.
P.S. 2024 года :
В октябре 2021 года на Мексиканском Международном кинофестивале в Гвадалахаре фильм «Голубое cердце» получил премию Голливудской ассоциации иностранной прессы (HFPA) имени Хорхе Камара «За лучший иберо-американский художественный фильм». В дипломе указано: «За новаторскую и очень личную работу, которая может существовать в кинематографическом языке». В том же месяце перед самым открытием Международного кинофестиваля «Лiстопад» в Минске фильм был исключен из конкурсной программы за отказ режиссера сделать купюры и переведен в программу «Кино молодых», несмотря на то, что режиссеру 44 года, а «Голубое сердце» его 4-й полнометражный фильм. Нечто подобное произошло в Надоре (Марокко) на Международном кинофестивале : фильм удален из программы за несколько дней до начала фестиваля. В 2023 году Международный кинофестиваль в Майами (США) представил широкий выбор кубинских фильмов, но исключил «Голубое сердце». Кинокритик Пабло Гамба написал об этом: «Мигель Койула стал маяком политического дискомфорта! Это честь он оказал не только культурным бюрократам Кубы, но и тем, которые живут в Майами».