Нашего сегодняшнего героя зовут Георгий Полин, с конца 2016 года он работает при российском посольстве в Аргентине, в свободное время (которого у него сейчас почти не остается в связи с очередной волной миграции из России) ведет канал «Аргентинское Зарубежье» в телеграме. В первой части нашего интервью вы узнаете, кем были первые русские эмигранты в Аргентине и что заставило их покинуть родину, как посольству Российской Империи в Буэнос-Айресе удалось просуществовать до 1931 года, и вокруг чего объединялись белогвардейцы на берегах Ла-Плата.
– Георгий, расскажите, как вы вообще увлеклись темой истории русского зарубежья Аргентины?
– В Аргентине проживает огромное количество потомков эмигрантов из России разных волн. Но больше всех писали в Посольство потомки поволжских немцев с просьбой разъяснить им, имеют ли они право на российское гражданство или где найти информацию о своих прадедах. Были, конечно, и представители других «волн». Так я с удивлением узнал о том, насколько разнообразно было «Российское Зарубежье» в Аргентине и как немного на самом деле мы знаем.
Затем в Аргентине был один из самых длинных в мире «локдаунов» – с марта 2020 по декабрь 2021 года. Поток российских граждан серьезно сократился, появилось больше времени, чтобы разбираться с такими запросами. В это же время появился и интерес к собственной генеалогии, стал разбираться с источниками, архивами, понял, что почти ничего нет по методике поиска в аргентинских архивах – ни на русском, ни на испанском. Выяснил, что Национальная Библиотека Аргентины «Мариано Морено» – крупнейшее в мире хранилище выпускаемой в Буэнос-Айресе русскоязычной прессы XX века, которая практически не оцифрована. И ни в Доме Русского Зарубежья в Москве, ни в Русской Библиотеке имени Тургенева в Париже нет и половины хранящихся у аргентинцев изданий. Так появилось новое увлечение – в свободное время (к счастью, аргентинская библиотека работает и в субботу, и в воскресенье) ходить и изучать русскоязычные издания. Аргентинцы позволяют фотографировать совершенно бесплатно. Также удалось несколько раз сходить в исторический архив Мининдел Аргентины на правах исследователя. Вместе с чтением доступных в Интернете источников, заказом старых книг на букинистических сайтах (несколько раз мне привозили с оказией), и точечным запросом в российские архивы и библиотеки удалось получить кое-какую картину истории Аргентинского Зарубежья. Которая подтвердилась при общении с эмигрантскими организациями и отдельными семьями, показавшими мне свои личные архивы. Без базового понимания исторического контекста вряд ли я что-либо понял, конечно.
При этом подчеркну, что не имею специального исторического образования (я экономист-международник по образованию), и действую как исследователь-любитель. Идея завести канал возникла уже после начала нового наплыва российских граждан в Аргентину в середине 2022 года. Многие из них как будто полагали себя «Колумбами, открывшими Америку», как будто до них русские и русскоговорящие люди не приезжали на берега Ла-Платы. А ведь многие параллели с прошлыми волнами видны буквально невооруженным глазом. Конечно, история эмиграции – это то, что волнует небольшую часть, читателей моего канала в разы меньше, чем у тех, кто пишет о текущих требованиях по получению аргентинского ВНЖ и гражданства, но за цифрами, я думаю, не стоит гнаться. Пишу о том, что интересно в первую очередь мне самому, и никаких доходов с этой деятельности не имею. Свободного времени становится все меньше, но выручало и выручает ранее обработанное, отфотографированное, набросанное.
– Чтобы и нам с читателями разобраться в историческом контексте, предлагаю начать с самого начала: когда в Аргентине появляются первые русские эмигранты? Каковы были причины их переезда из России?
– Первыми эмигрантами из Российской Империи в Аргентине были поволжские немцы, в конце 1877-1878 годах. Расселились в провинциях Энтре-Риос, Буэнос-Айрес, Ла-Пампа и показали себя замечательными земледельцами. Они не только проторили дорогу нескольким последующим волнам эмиграции из России, но и окончательно убедили аргентинские власти в благости политики стимулирования иммиграции. В том числе и благодаря саратовским подданным русских царей Аргентина и сейчас так благоволит всем переезжающим сюда, хотя, возможно, мало кто уже отдает себе в этом отчет.
Относительно причин их переезда — сами они помнят о реформах Александра II – отмене «вечных» привилегий, введении всеобщей воинской повинности, усиливавшихся тенденций к русификации, опасений насильственного обращения в православие и так далее.
Однако российские исследователи поволжских немцев последних трех десятилетий смогли аргументированно доказать (например, Е.В.Ананян в своей диссертационной работе), что причин было гораздо больше, и главной из них было малоземелье: численность немецких колонистов Поволжья за XIX век кратно возросла, а свободной земли уже не оставалось.
Эта самая первая волна эмиграции из России – одна из самых интересных лично для меня. В том числе и потому, что налицо очень большая потребность со стороны аргентинских потомков поволжцев узнать больше о своих предках и их пребывании в России, и потому, что мои собственные предки по материнской линии – русские крестьяне Среднего Поволжья, которых Романовы отправили на колонизацию за несколько десятилетий до манифестов Екатерины II (о даровании немецким колонистам привилегий «на веки вечные»), и еще потому, что за последние тридцать лет в Саратове возникла и развилась серьезная школа изучения истории «российских немцев», но об их открытиях на испанском языке не прочитать буквально нигде! При этом интеллигенция аргентинских потомков «русских немцев» если и обращается к иностранных публикациям, то в основном это источники на английском языке, из Иллинойса, куда из России в 19 веке также уезжали немцы. Эти источники, надо сказать, очень политически ангажированы, явно писались на волне русофобии времен «холодной войны», искажают историческую действительность. Ведь в Российской Империи немецкие крестьянские хозяйства считались образцовыми и процветающими. Уезжали они из России не от бедности и лишений.
Еще один момент, который подстегивает аргентинских «поволжцев» обращаться к российскому периоду истории их родов – то, что современная Германия отказывает им в праве на получение гражданства. Довольно парадоксально, учитывая, что именно льготная программа переезда в ФРГ в 1990-е годы фактически поставила крест на планах воссоздания немецкой автономии Поволжья, «выкачав» не менее миллиона российских немцев, не все из которых, кстати, смогли интегрироваться в немецкое общество. И в то время, как немцев с постсоветского пространства ФРГ принимало, напоказ жалея, точно таким же потомкам своих эмигрантов 18 века, но живущим в Аргентине, объясняли, что они никакие не немцы и прав на гражданство не имеют. Похоже на двойные стандарты. В этой связи многие из сознательных аргентинских «русских немцев» были бы готовы принимать и российское гражданство. Ведь они понимают, что 110+ лет в Российской Империи не прошли для их предков даром, и хоть они были немцами по крови, но также стали и «русскими».
Следующая, очень важная волна эмиграции из России – это евреи из «черт оседлости». Уезжали они совсем по другим причинам, чем поволжские немцы. При Александре III серьезно усилился государственный антисемитизм, нередки стали случаи еврейских погромов. Еврейское население, запертое в «черте оседлости», задыхалось от скученности и нищеты. Эмиграция в Новый Свет стала для многих спасением, однако особенно теплых чувств по отношению к царскому режиму их интеллигенция не питала. Попав сперва на землю, в организованные «Еврейским обществом колонизации» сельскохозяйственные колонии, российские евреи на протяжении нескольких десятилетий прилежно возделывали свои наделы, породив удивительный феномен «gaucho–judio (гаучо-еврея)». Пик еврейской самоорганизации – это эпоха Первой Мировой войны. Возникают ассоциации, клубы, библиотеки, общественные объединения и так далее. Они все громче заявляют о своих правах. Выходят различные издания, как на идише, так и на русском языке («Русский голос», «Новый мир»). Еврейская колония восторженно приветствует новости о падении самодержавия и начале строительства в России социализма.
Это только две первые волны эмиграции, которые, конечно, были позднее в значительной степени «заслонены» послевоенными «Дипишниками» и их антикоммунистической программой.
– Но, наверняка, до тех самых «дипишников» в Аргентине появляются белоэмигранты? Кого можете назвать самыми яркими из их лидеров? И где складывались основные центры эмиграции, почему именно там? Исключая, наверное, сам Буэнос-Айрес – по понятным причинам.
– Именно белоэмигранты появляются в Буэнос-Айресе начиная с 1923 года. Тогда в Аргентину приезжает генерал А.И.Шварц, который станет преподавателем фортификации в военных аргентинских ВУЗах, тогда же – и генерал И.Т.Беляев, который, впрочем, уже в следующем году отбывает в Парагвай, где и расцветет его слава идеолога «Русского очага», картографа, этнографа, поборника русской колонизации и военачальника парагвайской армии.
Однако к моменту их приезда тут в определенном смысле уже существовала «белоэмигрантская ячейка» из бывшей дипломатической миссии Российской Империи. Удивительно, но из-за позиции аргентинских властей по отношению к большевисткой революции царский посланник Евгений Штейн (утвержденный потом и Временным Правительством) был аккредитован до 1931 года! Также существовал православный приход, была построена большая и красивая церковь в столице (и несколько других в провинциях), которой управлял Константин Изразцов, числившийся сотрудником диппредставительства. В его распоряжении были немалые денежные средства, из которых он, по всей видимости, частично содержал царских дипломатов в первые послереволюционные годы. В 1926 году все церковное имущество было зарегистрировано на «Православную ассоциацию в Аргентине», которой Изразцов управлял до своей смерти в Аргентине в 1953 году. В начале 1920-х дипломаты перессорились: посланник Штейн «отобрал» у бывшего консула Федора Пташникова полномочия по оказанию консульских услуг, и стал вести «псевдоконсульскую деятельность», которая подвергалась яростной критике в русскоязычной социалистической прессе.
Вот, например, что пишет об этом советский журналист Евгений Шуан в книге «В Аргентину на паруснике «Товарищ», побывавший в Буэнос-Айресе в начале 1927 года:
«Я долго не верил своим глазам, когда в каком-то справочнике вычитал адрес русского посла и консула … в Аргентине. «Что за чушь?» – явилась мысль, – «каким образом может быть наш представитель в стране, которая до сих пор не признала СССР?»
Друзья на мои недоуменные вопросы разъяснили мне сей необычайный факт. Мне рассказали историю г. Штейна.
Царский посол Штейн еще до революции кaк-то породнился с министром иностранных дел Аргентины Анджело Гажардо. В 1917 г. временное правительство назначило вместо него другого посла. Последний уже направился в Аргентину, но еще в Европе его застал Октябрьский переворот. Вновь назначенный посол не доехал до Буэнос-Айреса, а г. Штейн, при содействии Гажардо; остался в помещении царского посольства … до сих пор!
Необычайный анекдот! До сих пор Штейн присутствует на всех дипломатических приемах, и его признают как представителя России! Штейн носит, как полагается, мундир царского министерства иностранных дел со всеми орденами и регалиями, присвоенными ему по чину!
Неизвестно, каким образом Штейн присвоил себе также и консульские функции. Под опекой своего родственника Гажардо, он до сих пор выдает, — конечно, за соответствующую плату, – любые документы, паспорта, визы, свидетельства. Так как русская клиентура у него немногочисленна, то он расширил свою деятельность: у него выдаются паспорта кому угодно и какие угодно. Его контора теперь вполне созвучна окружающей аргентинской действительности. К нему обращаются, в случае нужды, разные темные личности, — все, кому почему-либо желательно скрыть свое прошлое и переменить фамилию.
Я сам видел у одного русского аргентинский паспорт, полученный за 200 пезо при помощи Штейна.
Это возможно только в Аргентине!..»
Историю о том, что Штейн «породнился» с аргентинским мининдел – я бы отнес пока к разряду слухов и сплетен, которыми всегда так богаты русские диаспоры за рубежом.
В 1929 году прибывает Георгий Александрович Бенуа, который до этого успел пожить (с того же 1923 года, когда остававшимся в Европе белым военным стало ясно, что скорого возвращения в Россию не предвидится) успел пожить в Уругвае и затем Парагвае. Вот как он кстати описал обстановку среди эмигрантов:
«Что же представляла собой русская эмиграция в Аргентине? Если говорить о некоей относительной социальной «верхушке» белых эмигрантов, то они пытались сохраниться как круг близких людей, близких по взглядам и убеждениям. Эта, так называемая «Белая колония» численно была невелика, примерно около ста человек. Это были люди монархического толка – царские генералы и полковники, морские офицеры всех рангов, представители православного духовенства, купцы и купчихи, лишившиеся богатства, крупные и мелкие помещики, русская интеллигенция и приехавшие из Чехословакии молодые инженеры, кончившие тамошние университеты. В одном они были одинаковы – в слепой ненависти к советскому строю, отнявшему у них положение и лишившему сословных привилегий. Судьбы этой избранной «сотни» разнообразны и поучительны. Это была жизнь, где настойчивость и упорство одних сочетались с полным моральным разложением других.
Что же представляли в общественном и политическом отношении мои друзья-эмигранты из кружка Изразцова?
До второй мировой войны собственно православная церковь в Буэнос-Айресе была центром политической жизни белой эмиграции. Константин Изразцов являлся ее ярким представителем и выразителем.
…
Отец Константин перед революцией в России имел звание секретаря дипломатического отдела в Российской дипломатической миссии в Аргентине. Глубоко старорежимный человек, бескомпромиссный монархист самого крайнего толка, он возненавидел большевиков и постарался сделать все, чтобы объединить белую эмиграцию, начав с создания «Русского сокола», «Русского очага» и библиотеки при «Соколе». После церемонии освящения русского сокольскоrо флага он принимал присягу «соколов»-гимнастов и частенько заглядывал на их занятия. Изразцов принял самое деятельное участие в организации «Общества взаимопомощи» для инженеров и техников, в котором я, кстати сказать, был долгое время казначеем. С теми эмигрантами, которые высказывали сомнение в восстановлении монархии в России, священник бесцеремонно порывал всякую дружбу.
А вот другая фигура: Виталий Васильевич Зуев. Сын богатого помещика из Вятской губернии, он добровольно вступил офицером в Добровольческую армию Деникина. Революцию ненавидел всеми фибрами своей души, а причину поражения белой армии видел в том, что она состояла будто бы из «гнилых интеллигентов» и разных «шпаков». Зуев прекрасно знал европейские языки и был хорошим инженером. Бежав после разгрома белых в Чехию, он, кажется, учился в Пражском университете, но в 1926 году заключил контракт с голландской электрической компанией «Филлипс» и переехал в Аргентину. Виталий Васильевич Зуев был неплохим гимнастом и потому был первым руководителем «Русского сокола». Манеры изобличали в нем светского человека, но вместе с тем в его глазах всегда была тоска. «Крестового похода» белых в Россию Зуев так и не дождался и умер совсем молодым, перед началом второй мировой войны. Водка, от которой он не мог отвыкнуть, когда оплакивал загубленную Россию, окончательно сломила его здоровье и свела в могилу.
Борис Карлович Шуберт, бывший морской офицер, капитан I ранга. Сын состоятельных родителей, полиглот, образованнейший человек своего времени, он боготворил царя и болезненно переносил распутинщину и разложение верховной власти. Участвовал в русско-японской войне и отличился в одном из морских сражений. Аристократ до мозга костей, лощеный и острый на язык, Шуберт отличался «английским» спокойствием, на вещи смотрел трезво и верно. Он скептически относился к эмигрантской политической суетне, считая справедливо, что утраченного не вернешь, но тем не менее был членом РОВСа – Русского общевоинского союза.
Служил в аргентинском Морском министерстве переводчиком морской и технической литературы. Жена его, хорошая балерина, до глубоких лет танцевала в государственном оперном театре «Колон» в Буэнос-Айресе.
…
…несомненно то, что общественная и политическая деятельность русской колонии в Латинской Америке по сравнению с европейской была запоздалой и менее значительной и активной».
В 1930-е годы в Аргентине появляются организации эмигрантов и несколько другого толка. Снова слово Г.А.Бенуа:
«1930 год стал годом основания в Аргентине «Русского общевоинскоrо союза» (РОВС). Распоряжением штаба РОВСа в Париже председателем аргентинского отдела был назначен полковник А. Н. Ефремов, бывший артиллерист, уже в годах. Человек невозмутимый, рассудительный, исполнительный вояка, он признавал лишь монархическую идею, как единственно приемлемую для России и считал советскую власть и большевиков своими заклятыми врагами.
Конечно, почти все бывшие офицеры сразу вошли в состав отдела. Я считал своим долгом сделать то же самое. Задачей РОВСа было сохранение офицерских кадров белой армии, поддержание в них военных знаний для будущей борьбы с советской властью в подходящий момент, который, по заверениям Ефремова, вот-вот должен был наступить. В союзе проводились собрания и доклады на военные, исторические и актуальные темы. К нашему отделу РОВСа присоединилась так называемая «Кают-компания офицеров императорского русского флота», куда входили мои знакомые Л. С. Быстроумов, капитан 2-ro ранга, плававший при царе на крейсере «Аскольд», Б. К. Шуберт, Б. К. Кравченко, старший лейтенант морского флота, сын военного врача, родом кубанский казак, человек очень благородный и симпатичный, и другие.»
«Появление Гитлера на политической арене вызвало оживление в среде местных фашистов, которые объединились в две крупные группы за дватри года до моего приезда в Буэнос-Айрес. Дело в том, что некоторая часть белого офицерства с презрением относилась к различным эмигрантским обществам и объединениям, считая их бесполезными, зато возлагала большие надежды на Италию и крепнущий год от года фашизм.
Одна фашистская организация была создана Г. Ф. Башкировым, сыном известного саратовского хлебного миллионера, который покинул Москву в 1927 году и уехал с женой в Аргентину. Злейший враг советского строя, Г. Башкиров вскоре создал в Буэнос-Айресе группку фашистов наподобие шанхайских – Родзаевского, развив бурную деятельность в русской эмигрантской среде и заведя дружбу с богатыми аргентинцами. Мне приходилось читать в аргентинских антикоммунистических газетах его статьи, пропитанные ядом и клеветой на СССР.
Преемником Г. Башкирова был Воронцов-Веньяминов, бывший саперный офицер, который служил в военном министерстве Аргентины инженером-строителем. …
Во главе другой группы стоял В. В. Шапкин, бывший министр Донского правительства, поклонник генерала Краснова, человек ограниченный, упрямый и самоуверенный. Он собирал вокруг себя бывших солдат Добровольческой армии, развращая их посулами и обещаниями дать в России лучшие земли в кубанских степях для их хозяйства, когда фашисты Германии помогут освободить Россию от «засилия большевизма».
Между обеими организациями велись постоянные споры из-за каких-то мелких политических разногласий.
Несколько позже у нас в колонии неожиданно выявилась новая политическая партия – «младоросская», как аргентинское крыло парижского костяка. Лозунг младороссов приводил нас в возмущение: «Царь и Советы» …
У нас, в Буэнос-Айресе, младороссами руководил князь Волконский, направленный А. КаземБеком из Парижа, бывший морской офицер. Ввиду того, что политическая жизнь шла очень вяло, а быть может и потому, что младороссы не нашли в белой колонии сторонников, партия не смогла проявить своего лица.
Самой активной личностью у аргентинских младороссов была Галина Толмачева, жена артиллерийского капитана. Честолюбивая и весьма энергичная особа, она хотела играть роль идейного руководителя белой русской эмиграции и проявила немалые организаторские способности на этом поприще.
Что же сталось с новоявленной партией? Волконский, служивший в Бельгийской электрической компании, умер, жена его, урожденная Грекова, тоже младоросска, уехала в Чехию. Г. Толмачева начала стареть и покинула организацию, как и большинство эмигрантской молодежи, разочаровавшейся после второй мировой войны в политической программе партии.»
Здесь я бы добавил, что 16 или 18 младороссов-белогвардейцев в 1932 году поступили на службу в аргентинскую «охранку» – учрежденное тогда «Специальное отделение по подавлению коммунизма», так что, возможно, времени на политическую деятельность у них было не так много, – служба требовала.
Продолжение следует…
Беседовал Владимир Басенков